Этот дикий необузданный секс — с грубыми потными объятиями, страстными криками, треском разрываемой одежды — был очень далек от ее невинных девичьих грез. Если, конечно, не считать обрывочных пугающих видений, которые вызывал в ней еще в юности тот же Майкл. Но она предпочитала относить их на счет подросткового буйства гормонов; во всяком случае, тогда ей удавалось забыть о них: ведь в основном в ее мечтах любовь была спокойной, нежной, невинной… «И совершенно не похожей на реальность моего брака», — подумала Лора с горькой усмешкой.

Питер никогда не срывал с нее одежду, не бросал на пол, не доводил до исступленных криков. Вначале, давным-давно он был ласков, почти нежен… А потом он стал равнодушен. Может, она была слишком наивна, слишком скованна, чтобы внушить ему неистовую страсть? Может, если взять часть вины на себя, было бы легче простить его предательство? Пожалуй, она начала лучше понимать его теперь, когда испытала страшную силу более темных желаний, обуревавших ее. Желаний, которые она привыкла считать дурными, низменными, порочными.

Но какая глубокая пропасть разделяет грезы о необузданном сексе и реальное поведение человека!

Лора сунула руки в карманы жакета, вдохнула прохладный ночной воздух, надеясь остудить обжигающие мысли.

Она не пойдет к Майклу! Из трусости или из мудрости, но она к нему не пойдет. «Он — не для меня», — решила Лора, проскальзывая сквозь живую изгородь и вглядываясь в темные конюшни, окутанные клубящимся низко над землей туманом. Он слишком опасен, слишком непредсказуем для ее образа жизни.

Кроме всего прочего, несмотря на его многолетнюю дружбу с Джошем, она его совсем не знает. И уж точно не понимает. Она не имеет права рисковать!

Поэтому она останется такой женщиной, какой ее воспитали: сильной, очень хорошо сознающей свой долг и неукоснительно его выполняющей. Она заполнит свою жизнь тем, чем так щедро одарена: детьми, домом, родственниками, друзьями, работой.

И больше ей ничего не надо. Даже в мечтах.

Вдруг Лора увидела, что в комнатах над конюшней вспыхнул свет. Как захваченный врасплох соглядатай, она скользнула в тень. Почему он не спит? А вдруг он тоже мечтает о ней — и также смущен и встревожен своими видениями?

Пока она размышляла, распахнулась дверь и Майкл, с развевающимися волосами, тяжело стуча каблуками, бросился вниз по лестнице и вбежал в конюшню.

Лора в растерянности постояла еще с минуту. Что-то случилось! Такие, как Майкл Фьюри, не поддаются беспричинной панике. А если в Темплтон-хаузе что-то произошло, это касается и ее тоже. Инстинкт самосохранения не должен подавить чувство долга.

Не раздумывая больше, Лора побежала через лужайку. После мягкого лунного света яркие лампы, зажженные в конюшне, ослепили ее. Она прикрыла рукой глаза, оглядела помещение, но не увидела Майкла. Лора снова остановилась в нерешительности, размышляя, не следует ли ей все-таки уйти, но неожиданно услышала его голос. Тихий голос. Слов она не могла разобрать, но было ясно, что он чем-то встревожен. Лора прошла по широкому проходу и заглянула в открытую дверь стойла.

Майкл стоял на коленях рядом с лошадью. Волосы, словно вороново крыло, падали ему на лицо. Он был в черной помятой футболке, открывавшей мускулистые руки и тонкий белый шрам чуть выше левого локтя. Эти сильные загорелые руки нежно гладили вздымающиеся бока кобылы. В мгновение ока Лора оказалась на коленях рядом с ним. И в эту секунду у нее мелькнула мысль, что ни одна женщина не могла бы пожелать, чтобы к ней отнеслись с большей нежностью на грани разрешения от бремени…

— Она рожает? Ну, тихо, милая. — Лора инстинктивно обхватила руками голову кобылы. — Все хорошо.

— И почему это всегда происходит посреди ночи?! — Майкл сдунул волосы с глаз. — Слава Богу, я услышал ее. Наверное, потому, что прислушивался…

— Ты позвонил ветеринару?

— Нет необходимости. Когда он осматривал ее в последний раз, то сказал, что все должно пройти гладко. — Нетерпеливым движением Майкл выхватил платок из заднего кармана. — Постой! А что ты здесь делаешь?

— Я была в саду. Не волнуйся, детка, — прошептала она, поудобнее устраивая на своих коленях голову лошади. — Я увидела, как зажегся свет и как ты бросился сюда. Испугалась, что что-то случилось.

— Все будет хорошо. — Майкл вскочил и зашагал взад-вперед по просторному деннику. Дорогуша рожала впервые, и он психовал, словно будущий отец. — Иди спать. Такого рода дела обычно несложные, но ужасно грязные.

Лора приподняла брови, ее глаза весело сверкнули.

— Да что ты говоришь?! Конечно, я в этом ничего не понимаю: ведь я рожала всего два раза. И когда прилетал аист, он оба раза был такой вежливый и опрятный.

С началом новой схватки кобыла закатила полные боли глаза.

— Спокойно, спокойно. Мы справимся, милая, — прошептала Лора. — Что он в этом понимает? Он всего лишь мужчина. Пусть попробует сам! Да, пусть разочек попробует — тогда послушаем, что он скажет.

— Можешь не шептать, я все равно слышу, — усмехнулся Майкл, неожиданно почувствовав облегчение. — Может, мне вообще пойти прогуляться?

— Ты мог бы сварить кофе. Время еще есть.

— Лора, поверь, я вполне могу обойтись без тебя. У меня есть опыт. Ты вовсе не обязана здесь торчать.

— Я остаюсь, — просто сказала она. — И я бы хотела выпить кофе.

— Хорошо.

Когда Майкл поднялся, Лора заметила, что он впопыхах забыл застегнуть пуговицу на джинсах. На нее тут же с новой силой нахлынули будоражащие видения, и она с трудом заставила себя отвести взгляд.

— Мне, пожалуйста, черный.

— Я скоро вернусь. — Майкл остановился в дверях денника. — И спасибо тебе. Я рад помощи и компании. Видишь ли, эта кобыла… она особенная.

— Я вижу, — Лора взглянула на него с ласковой улыбкой. — Не волнуйся, папочка, а то сигары к утру кончатся. Постой, Майкл, как ее зовут?

— Дорогуша. — Он не привык демонстрировать свои чувства и неловко пожал плечами. — Ее зовут Дорогуша.

— Да, она и вправду дорогуша. — Стук его каблуков раздавался уже у дверей конюшни, когда Лора прошептала, все еще улыбаясь: — Как и ты, к моему величайшему удивлению.

Совсем не так Майкл представлял себе первую ночь с Лорой. Когда он позволял себе думать об этом — а позволял он очень часто, — все виделось ему совершенно иначе.

Однако сейчас была ночь, и они были вместе — потные, измученные, объединенные общей заботой.

Они провели в конюшне уже почти четыре часа. Лора оказалась более выносливой, чем он ожидал, и не упала духом. Даже когда он сам начинал в тревоге метаться по конюшне, Лора оставалась спокойной. Она удобно устроилась на куче соломы, обхватив руками колени, и почти не сводила глаз с роженицы. Кобыла вставала, ходила по деннику, снова ложилась. Наконец схватки перешли в потуги.